Глава 5

Имущественное и доходное неравенство — одна из центральных социально-экономических проблем, которая будет влиять на выбор модели развития.

В последние десятилетия в большинстве стран росло расслоение: капиталы концентрировались у верхушки, средний класс стагнировал, низы оставались уязвимы.

Без целенаправленных изменений эти тенденции могут усилиться к 2050 г., особенно под влиянием технологических факторов (автоматизация часто выгоднее владельцам капитала, чем наемным работникам).

Однако существует широкий спектр сценариев — от дальнейшей олигархизации до относительного выравнивания.

По расчетам экспертов World Inequality Lab, если продолжатся текущие тренды (рост неравенства внутри стран по образцу последних 40 лет), то глобальное неравенство будет увеличиваться, несмотря на рост развивающихся стран. В таком базовом сценарии к 2050 году доля мирового дохода, получаемого богатейшим 1% населения, вырастет с ~20% до >24%, тогда как доля беднейшей половины сократится с 10% до менее 9%​ (wir2018.wid.world).

Иначе говоря, верхушка будет получать почти четверть всех доходов, а половина человечества — менее одной десятой​. В крайнем случае «по-американски» (если все страны повторят траекторию высоких неравенств, характерную для США), топ-1% мог бы присваивать ~28% мировых доходов к середине века​.

Это означало бы усиление концентрации богатства и, вероятно, социальную напряженность — история показывает, что слишком большое неравенство подрывает социальную стабильность и экономический рост, усиливая кризисные явления.

Есть и альтернативный путь — снижение неравенства посредством прогрессивной политики.

Если все страны выберут курс, напоминающий исторически европейский (сильные социальные гарантии, прогрессивные налоги, трудовые права), то картина может быть иной. В таком условно «равенствующем» сценарии доля доходов топ-1% глобально сократится примерно до 19% к 2050 г., а доля нижних 50% вырастет до ~13%​ (wir2018.wid.world).

Хотя и это сохраняет разрыв, но существенно более мягкий, чем при продолжении нынешних трендов.

Разница между этими сценариями — колоссальна: по оценкам, при высоком неравенстве (US-style) средний доход человека из нижней половины мира в 2050 г. будет около € 4 500 в год, а при низком неравенстве (EU-style) — около € 9 100 в год​ (wir2018.wid.world).

То есть справедливые институты могут удвоить доходы беднейших в масштабах планеты.

Прогрессивное налогообложение крупного капитала, наследства, сверхдоходов и направленность этих средств на образование, медицину, инфраструктуру для бедных способно снизить разрыв.

В глобальной плоскости обсуждается введение минимального глобального налога для корпораций, чтобы они не уходили от налогов в офшоры — к 2021 г. около 140 стран согласовали ставку 15% для крупных компаний, к 2050 г. такие меры могут стать нормой и расширяться.

Публичная прозрачность богатства — еще один инструмент: создание глобального регистра финансовых активов (предлагается экономистами для отслеживания офшорных капиталов)​ (wir2018.wid.world) могло бы облегчить налогообложение богатейших.

Технологические факторы тоже влияют: как уже отмечалось, автоматизация без компенсации усилит неравенство (капитал заменяет труд, доход уходит к владельцам машин).

Но если ввести механизмы разделения выгод от автоматизации — например, через частичное общественное владение роботами или те же базовые доходы — то эффект будет иным.

Универсальный базовый доход (UBI), финансируемый из налогов на прибыль высокотехнологичных компаний или ресурсы, мог бы обеспечить минимальный уровень потребления каждому и тем самым сильно сократить бедность и относительное неравенство. В 2020-е UBI обсуждается и тестируется (Финляндия, эксперимент в Кении, программы в Испании).

К 2050, особенно если без UBI будет трудно справиться с массовой автоматизацией, он может стать реальностью в ряде стран, а то и глобально.

Образование и доступ к технологиям — еще один фактор, определяющий распределение богатства.

Если к 2050 г. удастся дать большинству людей качественное образование (в том числе цифровую грамотность), это позволит им участвовать в новой экономике на равных и получать достойные доходы.

С другой стороны, если цифровой разрыв сохранится — люди без навыков останутся в низкооплачиваемом секторе или вне рынка.

К счастью, тренд глобальный такой, что грамотность и охват образованием растут, но качество сильно различается.

Интернет и связь уже сейчас у большинства на планете в руках (благодаря смартфонам), к 2050 г. почти у каждого будет доступ к сети. Это снижает барьеры входа для некоторых — например, удаленная работа позволяет талантливому человеку из бедной страны работать на мировой рынок.

Фриланс-платформы и глобальные аутсорсинговые биржи уже дают заработок миллионам.

Однако пока это не компенсировало структурное неравенство.

К 2050 г. эта тема будет болезненной, особенно недвижимость. В ряде мегаполисов цены могут уйти за пределы доступности для большинства (отчасти уже так).

Возможны либо социальные взрывы, либо новые решения — государственное жилье, кооперативы, массовое строительство. Если значительная часть населения не имеет своего жилья, растет пропасть между богатыми собственниками и остальными.

Некоторые футурологи представляют себе 2050 год с лозунгом: «у тебя ничего нет, но ты счастлив» — спорное утверждение о том, что экономика шеринга и аренды приведет к отказу от личной собственности.

Маловероятно, что это добровольно станет массовой нормой, скорее важно обеспечить людям базовые активы.

Регулирование монополий также повлияет на неравенство. Если позволить сверхкрупным компаниям и далее концентрировать рынки, их владельцы станут гипербогачами, увеличивая разрыв.

Антимонопольные меры, как часть управления корпорациями (см. раздел «Роль государства, корпораций и международных организаций в новых моделях»), могут сохранить более конкурентный ландшафт, где успех распределяется более равномерно между предпринимателями.

Особо следует выделить гендерное и региональное неравенство. К 2050 г. отставание развивающихся стран в среднем сократится (конвергенция доходов уже идет), но внутри стран могут сохраняться депрессивные регионы.

Гендерный разрыв в оплате и доступе к капиталу, скорее всего, уменьшится благодаря усилиям и образованию, но без целенаправленной политики абсолютного равенства может не достичь — патриархальные нормы меняются медленно.

Однако более образованные и финансово независимые женщины — мощный драйвер социального равенства (доход семьи лучше распределяется, ниже детская бедность, выше инвестиции в здоровье и образование детей).

Если сложить все, можно наметить полярные исходы: если ничего не делать, неравенство, видимо, усилится — богатейшие будут контролировать еще большую часть ресурса, что может привести к олигархическому миру (вариант технофеодализма, про который предупреждает Варуфакис).

Если же предпринять сбалансированные реформы, мир может стать более равноправным — например, Всемирный банк ставит цель искоренить крайнюю бедность, и это достижимо при росте в развивающихся странах и некотором перераспределении.

Утопический сценарий мог бы выглядеть так: базовые потребности всех людей покрыты (за счет UBI или глобальной социальной политики), разница в доходах сглажена до уровня, стимулирующего труд, но не приводящего к привилегиям.

Дистопический сценарий — громадные гетто бедных масс и изолированные закрытые сообщества богатых («gated communities» на глобальном уровне)​ (weforum.org).

Нужно отметить, что высокое неравенство не только проблема справедливости, но и угроза экономике. Спрос может стагнировать (богатые не тратят всю прибыль на потребление), человеческий капитал не используется (талантливые дети из бедных семей не получают шанса), возникают популизм и конфликты.

Поэтому многие модели будущего — даже исходящие из прагматики — включают уменьшение неравенства как условие устойчивости системы. ESG-подход, например, требует от компаний отчитываться и по социальному влиянию — т.е. сокращать разрыв в оплате труда и пр.

Подводя итог, распределение богатства к 2050 г. — это вопрос выбора пути. Прогнозы показывают нежелательную траекторию роста концентрации доходов​, но также и возможности альтернативной траектории при других политиках​ (wir2018.wid.world).

Экономические модели (посткапитализм, эко-социализм) предлагают конкретные решения — от базового дохода до максимальных налогов. Роль международной координации тоже велика: без нее богатый капитал легко «убежит» в зоны с низкими налогами.

Возможно, к 2050 г. появится глобальное регулирование богатства — хотя бы обмен налоговой информацией повсеместно и согласование минимальных ставок, что уже началось.